Я уже в нее влюблена..Громко сказано, но на самом деле все это куда ближе чем гриффиндорко-хаффлпаффки, поломанные люди.

Такие женщины как она проводят свои ночи с меховой горжеткой на плечах, за столиком ресторана, смакуя и морщась от вина, что стоит как ночь с ней, но нет, это всего лишь аванс. В глаза их называют «леди», за глаза «шлюхой», и, безусловно, каждый второй думает, что они всего лишь игрушки. Но что чувствуют игрушки, когда их бросают?

Такие как она сидят в самых обычных барах и пьют, пока горечь алкоголя не перебьет другую. Час за часом, проводя у барной стойки. Лямка платья неосторожно съехала с одного плеча, голова уже тянется вниз, а взгляд все также бездумно, но настойчиво изучает содержимое бокала, что давно уже пуст. И тогда кажется, что опьянение приносит с собой свои открытия, новые взгляды на мир, новые принципы, еще одну дозу крепости и уверенности в своих силах.
-Налей мне еще, Том! Тысяча пикси! – после целой вечности, проведенной на слишком уж высоком для пьющих людей стуле, ноги почти не держали ее, но цепкие руки крепко сжимали поверхность стойки. Взгляд расфокусировался и пытался собраться на чем-то важном..Но не находил.
-Может, хватит, мисс? Вы еле на ногах держитесь, – бармен, давно уже не видящий Лавинию в подобном состоянии, на секунду отвлекся от протирки бокалов далеко не чистым куском материи. Его принципы были просты: он давал людям выпить, закусить, поспать, корпел на чужое благо каждый день так, что однажды на горб себе заработал, но так и не разучился гнуть спину. Жалкий.
-Будешь разговаривать, потащишь меня домой на своей спине, гном-переросток. Текилы. Еще. Без разговоров.
Закряхтев, бармен плеснул в бокал еще своей дрянной текилы, и, забросив тряпку на горб, заковылял к другому клиенту. Реальная философия победила. В конце концов, ему платят не за спасение людей от алкоголизма, а за спасение от собственной разъедающей дыры внутри, которую только и можно, что залить напитком высокого градуса. Лавиния вновь забралась на свой табурет, понюхала стопку и тут же сморщилась от отвращения к этому запаху, от отвращения к самой себе сейчас.
-Я пью за нас, отбросы! – повернувшись к залу, громко со сбивающейся интонацией провозгласила итальянка. Некоторые посетители недоуменно уставились на пьяную, другие же и вовсе не посчитали ее интересной для своего внимания. Буаджотти резким движением руки буквально вылила в себя содержимое, чувствуя, что вот она..грань, совсем рядом. Опустившись на барную стойку, она прилегла, вытянув вперед одну руку.
-Вы тоже никому не нужны..